– Да ты не горюй, покажи-ка личность.
А на личности-то и адрес прописан.
– Вот туда и иди.
Пошел. Молодуха встречает.
– Что, – говорит, – вам угодно?
– Я, дескать, Прокофий и здесь живу…
– Какой же ты Прокофий – и лицом не схож и будто пониже будешь…
– Что, – говорит, – лицо – это ни к чему: вот посмотрите личность.
Глядит – и впрямь Прокофий.
Присела, всплакнула.
– Ну, – говорит, – что ж, живи коль ты и взаправду Прокофий. На, – говорит, – тебе обеденную карточку – небось проголодался.
Загробная жизнь
1.
Приехал к Лексею из деревни брат погостить: пожил денька два да и умер. Пока на столе лежал – ничего, а как могилу землей засыпали, тоскливо стало: жил человек и нет его – и в деревню не знаешь как отписать. Да делать нечего – самому жить надо. Пошел на завод. Рядом с ним черный в очках работает:
– Ты, брат, не горюй, теперь наука дошла, и мертвых воскрешают. Вот намедни у Марьи муженек с того света вернулся, пуще прежнего драться начал, – жалуется, – хушь бы и не приходил. Ну, оно, конечно, пьяница, а хорошего человека отчего ж и не воскресить… Та-ак…
Очки на глаза навел, да опять напильником что-то подтачивает.
Лексей вокруг него юлой вертится – где, да как; ничего не говорит.
Пошел на улицу – авось навернется.
Народу на улице – так и снуют, так и снуют, подойти, да спросить – ну, а как на неверного человека нарвешься? Подошел было к одному – да язык не повернулся:
– Как тут, – говорит, – к вокзалу пройти?
– Я, – отвечает, – не здешний; спроси у милиционера, он все знает.
Эх, была не была. Подошел к милиционеру.
– Где тут, товарищ, мертвых воскрешают?
И ждет, что будет. Милиционер вынул книжечку – в книжечке у него все прописано.
– Дом, – говорит, – такой-то, на такой-то улице; все, что надо, объяснил.
Пришел Лексей – все как есть, и улица такая я дом, – дверь со львами, на дверях ручки медные блестят, дотронуться страшно. А внутри как есть контора, человек за столом в телефон кричит, барышня на машинке постукивает.
– Вот, значит, у меня какое дело… все объяснил.
Человек и глазом не моргнет.
– Что-ж, – говорят, – и это можно: давно умер – сто, недавно – и за пятьдесят…
Как обухом по голове: где у Лексея такие деньги.
– Ищите, где дешевле – только ведь работа не та! Ну, да ладно – по бедности десять процентов скинем!
Разве продать что – душа человечья, жалко – что ему на том свете маяться, поживет еще, а там как-нибудь и выплатит…
2.
Собрал какие там пожитки, да на базар. Ходит по базару:
– Пятьдесят!
Никто не дает. А меньше никак нельзя – разве, что десять процентов скинут…
Как уж стемнело, пошел домой. Идет переулком, а на него – трах! Налетели с боков и сзади, рот зажали…
Бросил все, да бегом! Прибегает в милицию.
Вот так и так – ограбили!
– Мы, – говорят, – поищем, – записали в протокол, да где найти?
Тут какой-то сжалился, посоветовал:
– Да вы, – говорит, – прямо в артель обратитесь.
– Какая артель?
– Да вот, что этими делами занимается…
И адрес дал.
Приходит Лексей в артель – а они там сидят.
– Не можем отдать – ищите через милицию!
А сами посмеиваются:
– Если мы всем возвращать будем, у нас никакой бухгалтерии не получится, тоже ведь расход большой, и со снабжения сняли!
Смотрит, а пальто его тут на вешалке висит. Дай посижу, отдохну – авось что и придумаю.
Сидит, смотрит, а там все несут и несут, а эти записывают да на склад отправляют.
– Ну, думает, с этаких доходов и сто человек воскресить можно.
– Я, – говорит, – у вас работать хочу!
– Вот это дело!
Записали в книгу:
– У нас – говорят, – не то, что фабрика, наше дело верное!
3.
Сколько там времени прошло – приходит Лексей в ту самую контору, деньги на стол:
– Вот вам все пятьдесят, и скидки не надо, только получше сделайте.
Деньги пересчитали:
– Ладно, сделаем, приходи завтра в пять, а не придешь – без тебя оборудуем!
С утра на фабрику пошел. Товарищ тот – рядом стоит.
– Ничего, говорит, сверх естественного… Она, наука, и не до того дошла: во Франции там, в Америке женщину на мужчину переделывают; за деньги все можно!
И опять напильником что-то подтачивает.
Дошло дело – без четверти пять. Подходит к двери, а там швейцар не пускает: собрание – хочешь не хочешь, а слушай, для своей же пользы! А итти надо – что как без него что-нибудь не так сделают!
Он в окошко, спустился по трубе – дворник там:
– Ты чего из окна вылез!
– Пропусти, милый! – все ему объяснил..
– Ну, ладно, – иди с богом!
Время без пяти – бежит что есть силы – один переулок остался. Хвать – какие-то:
– Куда бежишь?
– Отпустите, – просит, – дело есть!
– А какое такое дело?
Так и так…
– Ну, ты путаешь все – не из тех ли ты, что пальто с людей снимают? Пойдем, там разберут, откуда бежишь.
Лексей тут – я не я – да дело кончено: попался голубчик. Заперли, жди до утра, а утром, пожалуй, и на тот свет… Оно бы, – знато, можно и за себя пятьдесят внести, да уж теперь поздно, не выпустят…
Продержали до утра, а утром выведи:
– Ну, беги…
4.
Прибежал домой, а брат уж на кровати лежит, цыгарку курит: из могилы вернулся.
– Ты где пропадал?
– Я-то что, а вот ты-то как?
И хочется спросить, да боязно – что не поверит. Небось ему и память землей отшибло…
Денька два погостил – собирается брат домой, а у Лексея опять на языке вертится – да никак сказать но может.
А тот уж у двери:
– Батька деньжонок просил, как ты?..
Тут уж язык развязался:
Я бы, говорит, и рад – да на тебя издержался. По настоящему-то за тобой должок есть…
– Что, да как, – Лексей все ему и выложил.
– Брось, – говорит, – чепуху городить.
– Не веришь, так я тебе и место покажу…
Пошли в эту контору самую – и улица такая и дом, дверь со львами, на дверях ручки медные, блестят, дотронуться страшно.
Входят, а там никого нет: швейцар один.
– Приходите завтра, сегодня не работаем.
Сатана
1.
Дрюнька в учреждении при дверях состоял. Начали сокращать, осмотрели дверь:
– Эта, – говорят, – дверь нам не нужна – ее забить надо.
И остался Дрюнька без службы.
Пошел на биржу – там без него народу много и ответ один:
– Дожидайтесь очереди.
Постоял, постоял в хвосте, да наскучило: вздумалось по городу побродить. Идет улицей и видит: каждый своим делом занят: тот булки продает, тот папиросы, а тот в магазине сидит, разным товаром торгует. Только Дрюнька без дела, и продавать ему нечего…
Вышел на площадь, а с площади улица идет, и вся как есть людьми переполнена: стоят кучками и что-то друг с другом шепчутся.
Дрюнька тоже подошел, слушает, а понять ничего не может.
Тут какой-то к нему:
– Вы что продаете?
Дрюньку зло взяло:
– Я, – говорит, – душу хочу продать, да никто не берет.
Тот подумал, подумал…
– А сколько вы за нее просите?
Дрюнька настоящей цены и не знает!
– Так чего-ж ты продавать пришел, коли цены не знаешь! Ну, да, как-нибудь столкуемся – приходи завтра в это самое место…
А, ведь, что, и на самом деле купит?
– Ладно, приду!
А у самого голос изменился. Ведь и человек-то, так себе – низенький, да вертлявый – а поди-ж ты – сам сатана!
2.
Пришел домой:
– Слышишь, Митрий, к самому сатане на службу определился – ты теперь со мной не шути!
Приходит на то самое место – а сатана там уже, а и с ним другой, в белой шляпе.
– Мы бы, – говорят, – у любого могли – да твое счастье…
